Неточные совпадения
Вообще детские игры он совершенно покинул и повел, как бы в подражание Есперу Иванычу, скорее эстетический образ жизни. Он очень много читал (дядя обыкновенно
присылал ему
из Новоселок, как только случалась оказия, и романы, и журналы, и путешествия); часто ходил в
театр, наконец задумал учиться музыке. Желанию этому немало способствовало то, что на том же верху Александры Григорьевны оказались фортепьяны. Павел стал упрашивать Симонова позволить ему снести их к нему в комнату.
Пришла мне мысль — сыграть нам
театр, хороший, настоящий, и мой взгляд по сему предмету таков, чтобы взять для представления что-нибудь
из Шекспира; так как сего великого писателя хотя и играют на сцене, но актеры, по их крайнему необразованию, исполняют его весьма плохо.
Что касается Летучего, то этот прогоревший сановник, выдохшийся даже по части анекдотов
из «детской жизни», спился окончательно и
приходил в
театр с бутылкой водки в кармане, выпивал ее через горлышко где-нибудь в темном уголке, а потом забирался в самый дальний конец партера, ложился между стульями и мирно почивал.
Она знала, что он ходит в город, бывает там в
театре, но к нему
из города никто не
приходил.
Из отпуска нужно было
приходить секунда в секунду, в восемь с половиной часов, но стоило заявить о том, что пойдешь в
театр, — отпуск продолжается до полуночи.
Ярцев и Киш обыкновенно
приходили вечером к чаю. Если хозяева не уезжали в
театр или на концерт, то вечерний чай затягивался до ужина. В один
из февральских вечеров в столовой происходил такой разговор...
Переночевал я на ящике из-под вина в одной
из подвальных комнат
театра, а утром, в восемь часов,
пришел ко мне чистенький и свежий Вася Григорьев. Одет я был прилично, в высоких козловых сапогах с модными тогда медными подковами и лаковыми отворотами, новый пиджак, летнее пальто, только рубаха — синяя косоворотка.
Изгнанный
из театра перед уходом на донские гирла, где отец и братья его были рыбаками, Семилетов
пришел к Анне Николаевне, бросился в ноги и стал просить прощенья. На эту сцену случайно вошел Григорьев, произошло объяснение, закончившееся тем, что Григорьев простил его. Ваня поклялся, что никогда в жизни ни капли хмельного не выпьет. И сдержал свое слово: пока жив был Григорий Иванович, он служил у него в
театре.
Его поставили на афишу: «Певец Петров исполнит „Баркаролу“. Сбор был недурной, виднелся в последний раз кой-кто
из „ермоловской“ публики. Гремел при вызовах один бас. Петров имел успех и, спевши, исчез. Мы его так и не видели. Потом
приходил полицмейстер и справлялся, кто такой Петров, но ответа не получил: его не знал никто
из нас, кроме Казанцева, но он уехал перед бенефисом Вязовского, передав
театр нам, и мы доигрывали сезон довольно успешно сами.
В бенефис М. Н. Ермоловой он
прислал свою коляску, чтобы отвезти ее
из театра домой.
— Дозволение устроить
театр с авансценою и декорациями в одной
из университетских зал долго не
приходило от попечителя, который жил в Петербурге, а потому мы выпросили позволение у директора Яковкина составить домашний спектакль без устройства возвышенной сцены и без декораций, в одной
из спальных комнат казенных студентов.
Однажды я вышел
из кафе, когда не было еще семи часов, — я ожидал приятеля, чтобы идти вместе в
театр, но он не явился,
прислав подозрительную записку, — известно, какого рода, — а один я не любил посещать
театр. Итак, это дело расстроилось. Я спустился к нижней аллее и прошел ее всю, а когда хотел повернуть к городу, навстречу мне попался старик в летнем пальто, котелке, с тросточкой, видимо, вышедший погулять, так как за его свободную руку держалась девочка лет пяти.
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется в
театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай
из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом
из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся
из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому
пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Фрака не было ни одного в целом
театре, кроме оркестра, куда иногда и я
приходил; остальное же время я стоял или сидел за кулисами, но так глубоко, чтобы меня не могли увидеть
из боковых лож.
Людовик. Благодарю вас, мой архиепископ. Вы поступили правильно. Я считаю дело выясненным. (Звонит, говорит в пространство.) Вызовите сейчас же директора
театра Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы
из этих комнат, я буду говорить наедине. (Шаррону.) Архиепископ,
пришлите ко мне этого Муаррона.
Кокошкин не только был охотник играть на
театре, но и большой охотник учить декламации; в это время был у него ученик, молодой человек, Дубровский, и тоже отчасти ученица, кажется, в театральной школе, г-жа Борисова; ему
пришла в голову довольно странная мысль: выпустить ее в роли Дидоны, а ученика своего Дубровского в роли Энея; но как в это время года никто бы
из оставшихся жителей в Москве не пошел их смотреть, то он придумал упросить Шушерина, чтоб он сыграл Ярба.
Ровно в половине одиннадцатого я
пришел в
театр. Никого еще не было. Только кое-где по саду бродили заспанные лакеи
из летнего ресторана в белых передниках. В зеленой решетчатой беседке, затканной диким виноградом, для кого-то приготовляли завтрак или утренний кофе.
Пустейший
из пустозвонов, г. Надимов, смело кричал со сцены Александрийского
театра: «Крикнем на всю Русь, что
пришла пора вырвать зло с корнями!» — и публика
приходила в неистовый восторг и рукоплескала г. Надимову, как будто бы он в самом деле принялся вырывать зло м корнями…
Надя Зеленина, вернувшись с мамой
из театра, где давали «Евгения Онегина», и
придя к себе в комнату, быстро сбросила платье, распустила косу и в одной юбке и в белой кофточке поскорее села за стол, чтобы написать такое письмо, как Татьяна.
Вечером этот веселый человек,
придя с работы
из церкви, взманил меня идти с ним в
театр, где очень плохая провинциальная труппа разыгрывала Каменного гостя.
К обеду вернулись старшие. С шумом и хохотом
пришли они в столовую. Их щеки горели от удовольствия, вынесенного ими
из театра. Они не дотронулись даже до обеда, хотя обед с кулебякой и кондитерским пирожным, с тетерькою на второе был самый праздничный.
Приходим домой
из театра, глотаем обед неразжеванным и строчим.
В восьмом часу вечера опять в
театр;
из театра приходим и опять строчим, строчим часов до четырех…
— Помешанный музыкант
из театра, — отвечала служанка, — он иногда
приходит к хозяйке.
Я же, нисколько не оробев, раскрыл свои объятия и рявкнул голосом Леонидова
из Александринского
театра сицевое: «Собрат,
приди ко мне на грудь!» Сцена эта подействовала.
Публика для внимательного наблюдателя разделялась на две категории: одна
пришла вынести
из театра купленное ею эстетическое наслаждение, и по напряженному вниманию, отражавшемуся в ее глазах, устремленных на сцену, видно было, что она возвращала уплаченные ею в кассе трудовые деньги, другая категория приехала в
театр, отдавая долг светским обязанностям, себя показать и людей посмотреть; для них
театр — место сборища, то же, что бал, гулянье и даже церковная служба — они везде являются в полном сборе, чтобы скучать, лицезрея друг друга.